Главы III и IV   
                                               -III-
"Добро пожаловать в студию!... Сегодня наш выпуск посвящен 300-летию коммунизма.... Крутите барабан, ваша очередь..... товарищ Леонид Якубович, я хотела бы вам сделать подарок....... Увы – Национализация - все ваши талоны сгорают......, теперь ваш ход, товарищ Надежда Павловна... з-з-з-з-з-з-з-з... ну, говорите же!... рекламная пауза!..."
На тусклом экране в студии виден сквозь помехи какой-то урбанистический пейзаж - многочисленные блестящие трубы - стелящиеся по земле и уходящие за горизонт, заводы - дымящие множеством краснокирпичных труб, свалки мусора; все сыро, серо, промозгло. Дует ветер, накрапывает мелкий дождь. Ботинки вязнут в грязи, трактора идут по кругу и тащат за собой какие-то столбы, которые оставляют в грязи глубокие концентрические борозды. Куда-то, наверное, на работу, идут люди в рыжих,  испачканных в мазуте  накидках поверх телогреек, в руках они держат кувалды и огромные ключи. Они курят и смеются, беззаботно размахивая руками, подталкивают друг друга, иногда валятся в грязь, поднимаются с улыбкой на лице и идут дальше. Пахнет гарью, в воздухи кружатся хлопья сажи. Очень тихо.
"...я хотела бы вам, товарищ Леонид Якубович, передать подарок от наших белорусских друзей - трактор, в студию!... спасибо за подарки, а теперь - ваша буква?... Э.... Есть такая буква!... Откройте букву Э... вы будете гадать или назовете слово сразу?... Я скажу слово!..."
Это берется гадать слово старушка в коричневом пиджаке, сплошь усыпанном медалями, с матерчатым, туго набитым рюкзаком за спиной и корзинкой с грибами в руке.
"з-з-з-з-з-з-з-з-з-з...... а что это у вас звенит?.... а это наш супер-приз - дизельный турбоэлектрогенератор!...... я скажу слово..... и?.....  "Э-М-П-Э-Э-С"!... Верно!... Поприветствуем финалиста первой тройки! з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з...

                                                                     –IV–
Федор вяло повел головой, но звон не унимался. Медленно приходя в себя, он наконец понял, что это звонит телефон на кухне. Во рту было как-то гадко и сухо, и он все еще не мог вернуться в этот мир и начать отличать реальность от сна. Тяжело и громко дыша, согнувшись, он медленно поплелся к телефону; тот все звонил и звонил.
-Аркадий? - донесся из трубки незнакомый голос.
-Нет, вы, наверное, ошиблись номером.
-Это двести тридцать четыре, сорок восемь, девяносто девять?
-Нет, - резко ответил Федор и, как умел, начал говорить с оттенком сарказма,- это триста двадцать четыре, сорок восемь, девяносто девять.
Из трубки послышались гудки.
-Сука, - прошипел Федор все еще в трубку, как будто кто-то его там мог услышать, - гнида, хоть бы извинился.
Он положил трубку и тут же снова послышался звонок. Федор сразу понял, что он сейчас скажет:
-Нет, - почти закричал Федор в трубку (он бы закричал, но его голос громким эхом отдавался в ухе),- нет, это не двести....
- Федь, ты чего это, - из трубки донесся хриплый женский голос.
-О, мамочка, извини, - Федору стало неловко, - просто тут звонили...
-Ясно все, - голос звучал как-то протяжно и заунывно, казалось, что женщина была очень утомленна,-  сегодня позже приду, нас тут заставляют какие-то балки, или рельсы... - голос на секунду замолчал, послышался треск, какой бывает, когда трубку кладут на стол. Из трубки доносился отдаленный голос,- ...накладные... какие еще балки?... пошли вы... хорошо..., - трубку снова поднесли ко рту, голос теперь звучал совсем измученным и был абсолютно не похож на женский, - ох... поздно приду, ты там сам себе ужин приготовь. И лекарство выпеть не забудь.
-Выпью, а когда придешь?
-Говорю же, поздно. Вот еще, на выходных поедем к бабушке.
-Нет, - голос Федора вдруг тоже стал измученным, - месяц назад же ездили? Можно я останусь?
-Я тебе останусь, ей одной знаешь как тяжко? Ничем помочь не желаешь, все б тебе дома сидеть...  Она пирожки приготовила.....
-Ух... Хорошо. Пока,- в голосе Федора зазвучала нотка безысходности и мученического смирения.
-Уроки сделал?
-Да
-Все?
-Да. Пока.
-Лекарство не забудь выпить...
-Все, пока.
-Пока...
Федор сел на стул рядом с телефоном и опустил голову на небольшой кухонный столик, покрытый голубой скатертью, прожженной во многих местах. У него болела голова, и было ощущение невесть откуда взявшейся грусти, сложившейся чередой каких-то несвязных событий. Посидев с минуту не шевелясь, Федор, наконец, поднялся и побрел обратно в свою комнату. Неожиданной оказалась пропажа одного из хомяков. Федор вздохнул и пробурчал что-то несуразное. Не ясно было, каким образом удалось хомяку вылезти из коробки высотой в три его роста, даже если с вытянутыми передними и задними лапками. Федор окинул комнату быстрым взглядом - хомяка нигде не было видно, но в этой комнате было совсем немного мебели, так что хомяку негде было спрятаться, разве что он мог убежать через раскрытую дверь. Федор встал на колени и начал поиски. На полу было пыльно и грязно, радужно переливались неизвестного происхождения разводы. Вдруг что-то пошевелилось под шкафом. Федор подполз и начал шарить рукой, опрокидывая коробки и вороша газеты. Пошарив с минуту, но так ничего и не добившись, Федор решил упорядочить поиски и начал доставать все, что было под шкафом. Кроме газет и коробок Федор достал какую-то темно-зеленоватую книжку, покрытую толстым слоем пыли. Наконец-то, завернутый в газету,  на свет показался худощавый узкоглазый хомяк. Федор освободил его от пыли и газет и со злости ударил его пальцем в нос с такой силой, что чуть было не сломал ему шею, едва не сорвав эксперимент. Хомяк обиженно пискнул. Он был желтоватый от грязи, с черным пятнышком между глаз и походил на индийскую танцовщицу. Федор еще раз слегка хлопнул его пальцем по морде и кинул прямо в коробку на столе. После этого он сдул пыль с зеленоватой книги и прочел ее название:

    Марксистско-Ленинская философия

         Диалектический материализм

Федор испугался и кинул книгу обратно под шкаф. Встав с пола, он обтер коленки и пошел на кухню. Он поставил чайник на газовую плиту, достал из холодильника масло и намазал им кусок хлеба, сел на табуретку и начал жевать, бездумно глядя на синеватое пламя конфорки. Ему вспомнилась реклама "Газпрома", в которой на мрачной кухне с обшарпанной кафельной плиткой и качающейся под потолком лампочкой был показан счастливый мужичок, пьющий чай рядом с горящей газовой плиткой. "Андеграунд,- подумал Федор,- черти что". Он подолгу жевал каждый кусок, наслаждаясь временным спокойствием. Свист медленно нарастал - казалось, что это поезд едет прямо на Федора и вот-вот проломит стенку и проложит свой путь прямо сквозь его еще юношеское, до конца не сформировавшееся тело. Федор встал и снял чайник с огня, насыпал черного душистого чая в чашку и залил кипятком. Горячий чай приятно разносил тепло по телу, и вскоре Федор почувствовал себя сытым. Доев хлеб и допив чай, Федор посидел еще минут с пять, смотря за окно, за которым все также шел мелкий осенний дождь.

Отредактировано Shura (2005-11-07 16:23:51)

хорошо, даю главу I

-I-
На покрытом вековой пылью чугуном ограждении сидели почти такие же пыльные птицы. Они были такими грязными, что нельзя разобрать - вороны это или чайки, испачканные в мазуте. Вода в канале была мутной и зеленоватой, на волнах покачивались бутылки и жестяные банки, которые тонули через некоторое время, а под водой, на небольшой глубине, темным пятном размерено проплывала потрескавшаяся автомобильная  покрышка. Обветшавшая гранитная набережная и неаккуратная мостовая лоснились клочками блестящей на солнце пыли.
Однако Федору, оказавшемуся в этом месте тем утром,  была совсем не интересна судьба этого мусора.
Федор шел по набережной, размышляя о недавно появившейся у него идее. Он много раз все обдумал, но никак не мог решиться – хотя он и был человеком не набожным, однако явственно чувствовал, что кто-то сейчас внимательно за ним следит, оттуда - сверху. "Хотя этим "кем-то" вполне может оказаться  китайский спутник",- подумал Федор. Красные, желтые и грязно-желтые кирпичные стены невысоких домов, тянущиеся бесконечной чередой, наконец, через полчаса утомительной ходьбы под жарким полуденным солнцем, еще не в зените, но уже решительно греющим своими лучами камни мостовой, остались позади. Федор стоял около четырехэтажного здания, покрытого серой штукатуркой, кое-где облетевшей от времени. Он остановился около подвального помещения под черной  вывеской, на которой крупными ярко-зелеными буквами было написано "зоомагазин", а внизу, маленькими черными буквами, так, что было практически не разглядеть: "ЧП Иванов АИ".
Тихо спустившись по лестнице к двери в подвал, Федор шагнул к двери. Что-то смотрело на его зад. "Китайский спутник" - подумал Федор. Он толкнул дверь, но та не открылась. Только после этого он обратил внимание на вывеску, на которой кисточкой погаными буквами (они показались ему именно погаными) было выведено, возможно, самим Ивановым - "С двух до трех в магазине обед", причем вместо "2" и "3" было написано именно "два" и "три" - вывеска выглядела подозрительно, а ее неаккуратно и прямолинейно сформулированный текст вызывал у Федора мысли о том, что за этой дверью происходили в обеденные часы страшные вещи; какие именно - Федор не знал, но чувствовал, что они страшные. Он посмотрел на часы - было без пятнадцати три. Табло на часах, на котором сегодня должно было быть написано "пнд" уже давным-давно застряло где-то между "птн" и "сбт". Он поднялся по лестнице назад, провел машинально рукой по бетонному ограждению и сел на него. Он просидел довольно долго, но за это время по улочке, спеша куда-то, прошла одна только бабушки в бежевом пальтишке в обнимку с сетчатой авоськой, наполненной апельсинами. Вдалеке за домами, по обе стороны от канала, виднелись блестящие купола церквей. Один из куполов был покрашен зеленой краской. В целом, кругом царила гнетущая атмосфера на фоне желто-серого, практически хаотично застроенного ансамбля кирпичных пятиэтажек, и, казалось, что будь у Федора какое-нибудь горе, он бы непременно утопился в мутной и, должно быть, очень холодной воде близлежащего канала.
Федор сидел на холодном бетонном ограждении под жестяной крышей и думал. Он вообще часто думал. Его раздумья прервало ощущение человека рядом. Он посмотрел направо и увидел возле лестницы грузина. Человек держал в своей грязной ладони дымящуюся сигарету, изредка подносил ее ко рту и глубоко затягивался. Федор посмотрел вниз и обнаружил, что дверь в магазин открыта. Он подошел к лестнице и хотел спуститься, однако на пути стоял грузин и мешал пройти. Он смотрел сквозь Федора и молчал, как будто не замечая его. Тогда Федор сделал шаг вперед и что-то неловко, сконфузившись, проворчал; грузин с сигаретой с большим нежеланием сделал шаг в сторону, и Федору показалось, что в его глазах сверкнула злоба. "Иванов…",- усмехнулся про себя Федор.
Он спустился по заплеванной лестнице, прошел мимо забитой урны и вошел внутрь через дверь, на которой висел рекламный плакат жевательной резинки с изображением счастливой девушки. Счастлива она была, видимо, оттого, что у нее очень приятно пахло изо рта. Федору пришлось нагнуть голову, чтобы не ударится о шероховатый глупый бетонный потолок,  но, пройдя дальше, он обнаружил просторный подвал с высоким сводом потолка. Федору это место показалось похожим на бомбоубежище, в котором он, впрочем, ни разу не бывал, поэтому данное сравнение было для него как минимум неестественным, но все же казалось уместным. Федор, начал было думать о том, что кирпичная четырехэтажка не лучшее место для бомбоубежища, но вовремя спохватился. Повсюду стояли клетки, в основном пустые, в некоторых из них сидели какие-то замученные зверьки с несчастными глазами. Клетки были очень старыми, с толстыми железными зелеными прутьями - похоже, они были рассчитаны на содержание крупных животных. "Или людей…" - недоверчиво сказал Федор сам себе.  Во многих клетках, в которых содержались мелкие зверушки, вроде мышей, крыс и морских свинок, стояли прозрачные пластмассовые щиты, привязанные к решетке проволокой.  В центре залы, выделяясь из серого окружения, стояли по-новому выглядящие аквариумы, в которых плавали рыбки. Но вода в них, судя по всему, была взята прямо из канала напротив - рыбы были трудно различимы сквозь мутную жижу. Было непонятно, на что рассчитывал хозяин магазина, которого, впрочем, еще не было видно. Обойдя аквариумы, Федор увидел стол, принадлежащий, видимо самому хозяину. На столе был рассыпан корм для кошек и перловка, а также журнал без обложки, открытый на странице с заголовком "Georgia makes it all worthwile" и фотографией, на которой были видны люди с автоматами. Текст статьи был на английском, и Федор не стал его читать. Прямо посреди стола было жирно насрано. "Попугай" - подумалось Федору.
В подвале, разумеется, не было окон, к тому же дверь за Федором захлопнулась, и весь свет теперь исходил от небольшой лампочки, грустно и одиноко болтавшейся  над столом продавца на черном шнуре. Если бы он захотел, то он смог бы дотянуться до лампочки пальцем, но он не стал этого делать, так как и на лампочке было насрано. Федор прошелся вдоль клеток и остановился у той, в которой должны были содержаться хомяки. Во всяком случае, на железном, постеленном бумагой полу лежал неаккуратно вырванный тетрадный листок, на котором было написано "хомяки восточные - 45 руб./ шт.".  Ценник вмиг обрел ассоциацию с запахом колбасы. Федору показалось, что у хомяков какие-то узкие глаза. Они все были тощие и грязные, и казалось, что им не вынести еще и месяца жизни, не говоря уже о том, что им предстояло вынести по плану Федора. Федору захотелось уйти, и он направился к выходу. Когда он был в двух шагах от выхода, дверь распахнулась, и на пороге показался тот самый грязный грузин - он стоял угрюмый, с седыми, торчащими во все стороны волосами, в измазанной краской куртке, в очень старых холстяных рабочих штанах, из переднего кармана которых торчал пестрый носовой платок; он стоял, освещенный сзади слепящим дневным светом, сочащимся из распахнутой двери. Он вошел, шмыгнув носом, и закрыл за собой дверь. Подвал снова погрузился в привычный для него мрак.

глава II

На улице шел дождь. Небо всего за десять минут заволокло черными тучами. Грома не было. Федор брел по набережной в сторону дома, невысоко поднимая ноги, наступая в лужи - у него остался камень на душе от этой неожиданной встречи и нескладного грузинского говора. Кто-то, возможно, мог бы принять эту встречу за предзнаменование, но для Федора это было лишь еще одной причиной задуматься, имеет ли он право, или не имеет. "Вот ведь если хоть часть этого правда, то, выходит так, что человек отдал за мышку жизнь, или даже последнюю надежду на жизнь, что еще важнее… откуда всему этому место в лагере? Или наоборот? И ведь к мышке-то...  А можно страдание мышки отличить от страдания человека, в конце концов, даже от страдания всего человечества?... нельзя их разменивать... или можно? Но как тогда жить? Может быть, уже слишком поздно, а мы этого не понимаем? Снова я про это... Возможно, все разрешилось без нас?... хватит... где-то все это уже было... Нет, не так надо мыслить... Здесь все замыкается в себе, это как смерть, когда вокруг вдруг что-то, ты узнаешь все, но никому уже не можешь рассказать... зачем о ней думать; наверняка, после рушения очередной вавилонской башни ты оказываешься не вначале, а, наоборот, даже дальше от истинны, чем был раньше. Возможно ли преодолеть невидимый для нас барьер? И нужно ли это? Ух, да вот так зароешься вокруг этого...", - всякое думалось Федору на его пути домой.
Он шел медленно, нервно вздрагивая плечами, глядя исподлобья, хмуря брови. Не зная, куда деть руки, он то сцеплял их как-то по-старчески за спиной, то совал их в карманы, то начинал чесать подбородок, от чего он принимал вид какого-то сумасшедшего старика-ученого, возможно даже злодея-ученого. Или поэта - тут не разберешь. Дождь все шел. Мимо шли люди и все, как один, смотрели куда-то недалеко перед собой, наверное, ища там что-то; Федору пришла в голову забавная мысль, что если бы один из них вдруг это нашел, то, непременно, подпрыгнув на месте, заорал бы что-то невнятное, поднял бы руки вверх, да и побежал вдаль по улице, заставляя прохожих отвлечься от серых однообразных мыслей и грустно смотреть ему вслед, пока он не скрылись бы вдали за серой пеленой весеннего дождя.
Погруженный в свои мысли он чуть было не угодил под невесть откуда взявшуюся машину. Федор перепугался, и ему сразу стало стыдно от своей неуклюжести и невнимательности. Ему казалось, что все в этот момент укоризненно на него посмотрели. На самом деле никто даже не посмотрел в его сторону. Проклиная свою невнимательность и что-то повторяя про себя, Федор перешел через улицу, и вошел в свой двор сквозь вонючую арку, исписанную черной краской, сверху которой свешивались какие-то ржавые металлические крюки, намертво вмонтированные в стену еще при строительстве, предназначение которых было абсолютно не ясно. Федор подумал, у кого можно было бы спросить об их предназначении, но вскоре об этом забыл. Во дворе было привычно грязно и сыро. Этот глухой двор, почти колодец, на памяти Федора еще ни разу полностью не просыхал. Здесь редко бывали дети, да и те приходили только нюхать клей и пить портвейн – они предпочитали 72-й, не брезгуя, впрочем, 777-м, так называемым «три топорика», названым так за свою складную этикетку. Дверь в подъезд была распахнута настежь. Поднявшись пешком по пыльным ступеням узкой лестницы, пытаясь не дышать, так как стоял жуткий смрад из-за давно уже засорившегося мусоропровода, Федор достал из кармана довольно большой ключ и с трудом открыл неподатливую железную дверь.
Дома было сыро и холодно, пахло пригоревшей кашей. Федор стоял молча, прислушиваясь, нет ли кого дома; он простоял долго, но никто так и не пошевелился, и стало ясно, что он дома один. Он успокоился, снял куртку и прошел в свою маленькую комнату. Комната не походила на комнаты других подростков - в ней не было ничего такого, что могло бы охарактеризовать молодого человека -  не было здесь на стенах плакатов с портретами поп-звезд, не было книг, не считая разве что кипы  учебников да сборника рассказов Шукшина, который оказался здесь совершенно случайно. Светлые зеленоватые обои на стенах, белесый паркет, дешевый матовый плафон свешивался с потолка, - комната была абсолютно безлика, казалось, что здесь доживает свой срок добрая старушка – не хватало только лишь иконы на стене, да пары недовязанных варежек, из которых торчали бы две спицы, похожие на мачты затонувшего на мели парусника. Федор подошел к небольшому черному шкафу, наклонился, и извлек исподнего пыльную коробку, в которой некогда лежали какие-то туфли. Он сдул пыль, снял крышку, и вытащил оттуда старые газеты, после чего поставил коробку на стол. Аккуратно достав хомяков из карманов куртки, пытаясь не сломать им худые шеи, он переложил их в приготовленную коробку.
Хомяки, вдруг оказавшись на свету, тут же зажмурили их и без того узкие глаза, отчего приняли вид китайских студентов в меховых шапках, которых Федор пару раз видел зимой возле местного общежития. Они обнюхали друг друга, то ли забыв о своих прежних сношениях, то ли просто проверяя свою целостность, после чего почти одновременно нагадили прямо посреди коробки. Федор смотрел за их поведением без всякого умиления, присущего детям и дамам <пролетарского типа>, а, наоборот - с некоторым раздражением. Он сходил на кухню за перловкой и насыпал в коробку очень много крупы, так как счел, что хомякам нужно срочно набрать массу.  Хомяки сначала испугались чего-то шумно сыпавшегося в их коробку, но вскоре они поняли, что это такое, и с остервенением набросились на крупу, пытаясь есть как можно быстрее, чем несколько испугали Федора, который не ожидал подобной свирепости от таких маленьких зверушек. Хомяки ели долго, и Федору наскучило за ними следить, он прилег на кровать и стал смотреть в потолок, снова погружаясь в размышления о своем праве. Он думал, слушая треск жрущих хомяков; вскоре мысли начали путаться, все закачалось, завертелось, и потолок медленно слился со стенами и паркетом и составил с ними одну плоскость.

Глава -V-
-Артем, протри руки спиртом, а то табаком воняет.
Хомяк Дружок лежал на столе, на черном подносе, освещенный ярким электрическим светом. Артем придерживал его большим пальцем. Хомяк дрожал, видимо предчувствуя свою скорую смерть. Федор разбил горлышко ампулы и набрал в шприц совсем немного новокаина. Артем попытался взять в руки хомяка, но тот брыкался, и ему пришлось потрудиться, чтобы удержать его верткое тельце.
-А ты уверен, что новокаин - это то, что нужно?
-Посмотрим…
-Куда колоть-то?
-Коли в левую ногу.
Федор аккуратно поднес иголку к дрожащей лапке хомяка и неглубоко ввел иглу, после чего медленно принялся впускать новокаин. Аккуратно вытащив иглу, Федор протер место укола спиртом - чем-то это походило на извращенную игру в дочки-матери,  или на подпольную пересадку органов, и если бы только кто-то из пятиэтажки напротив смог увидеть действо через задернутые занавески, то непременно перепугался бы и позвонил в милицию. Хомяк все дрожал и брыкался.
-А чего произойти должно-то? - спросил взволнованный Артем.
-Подождем, может вырубится.
И действительно, минуты через две хомяк перестал брыкаться, а еще через минуту его глаза закрылись.
-А он дышит?
-Вроде да.
-Может, просто спит?
Федор щелкнул пальцем по носу хомяку - тот перевернулся и отлетел на другой край подноса.
-Жив и вырубился.
-Пока жив.
-Посмотрим.
-Ну что, давай?
-Что?
-Резать будем?
Снова молчание. Артем и Федор посмотрели друг на друга.
-Так что, резать будем? - продолжил Артем.
-Так просто нельзя - кровью истечет. Надо чем-то пережать лапу.
-Я как-то не подумал, - виновато произнес Артем.
-Я сейчас за веревкой схожу, подожди.
Федор пошел на кухню за веревкой. Он долго искал ее, а когда вернулся, то обнаружил Артема снова с сигаретой.
-Слышь..., - было начал возмущаться, но вдруг оборвался Федор, - ... а, черт с тобой.
Он с усилием перетянул лапу, где-то на бедре (если у хомяков есть бедра). Теперь можно было продолжать. Федор недвусмысленно посмотрел на валявшегося на диване Артема. Тот поймал его взгляд и понял, что это значит.
-А что, я буду резать?
Федор кивнул. Артем взял в руки скальпель - его руки дрожали. Федор обмакнул вату в спирт и протер лапу на месте предполагаемой ампутации. Артем начал примирятся, водил рукой и с надеждой смотрел на Федора, однако тот вовсе не собирался менять свое мнение.
-Пониже бери, где потоньше, - начал поторапливать его Федор,- и режь быстро и сильно.
-Может сам?
Федор промолчал. Артем вздохнул и быстро резанул, однако не нажал на скальпель достаточно сильно и даже не достал до кости - образовался неглубокий кровоточащий надрез. Кровь, разливаясь по меховой шубке, быстро скрыла под собой место разреза.
-Ну вот, теперь мы его всего искромсаем и он точно сдохнет.
-Я тебе что...- голос Артема не звучал очень уверенно.
-Дай сюда.
Федор выхватил у Артема скальпель и быстрым движением, почти как топором, отрубил хомяку лапу. Кровь хлынула и на подносе образовалась маленькая красноватая лужица. Федор улыбнулся. Кровь текла быстро, и он взял еще один кусок веревки и перетянул им лапу чуть подальше, чем раньше. Артем побледнел и отошел назад, прислонился к стене и замер. Кровь медленно начала  останавливаться, хомяк все еще дышал. Федор смотрел на это довольно-таки безучастно, время от времени проводя куском ваты со спиртом по ране. Когда кровь почти остановилась, показался рубец. Сверху он был неровный - это резал дрожащей рукой Артем. Снизу же он был гладкий, почти плоский. Кровь остановилась, а хомяк все дышал – это было видно по едва поднимавшимся заляпанным кровью бокам. Артем подошел к столу и глянул через плечо Федора.
-Жив?
-Дышит.
Артем немного успокоился и даже начал готовить другого хомяка, бормоча что-то про себя. Он протер ему лапу спиртом и начал затягивать жгут.
-Подожди, сначала надо укол сделать.
-Ах, да. Давай я?
Федор схватил хомяка двумя пальцами за шею - тот захрипел.
-Аккуратней! - испугался Артем.
Тогда он взял его в ладонь так, что лапа просунулась между безымянным пальцем и мизинцем, и поднес его к Артему. Игла легко проколола тонкую кожицу хомяка. Через пять минут хомяк уснул. Артем натянул ему жгут и взял скальпель. На этот раз он не пожалел сил - лапка слетела со стола и упала на пол, брызгая фонтанчиком крови кровью. Федор смотрел куда-то в сторону и даже не обратил внимание на произошедшее. Кровь остановилась быстрее, чем у первого хомяка. Артем теперь выглядел повеселевшим, он вымыл скальпель и стер кровь с пола, пока та не въелась в паркет, а отрубленные лапки он положил в рюмочку со спиртом. Федор посмотрел на хомяков и повторил:
-Дышат.
-Ага, живые.
Федор включил радио на стене. Заиграла оркестровая музыка.
Срезы хомяков почти не кровоточили - пришла пора их сшивать, но как это делать ребята понятия не имели.
-Шить давай
-Начинай
-Я не умею
-Ну и я не умею.
Федор вздохнул, протер руки спиртом, и взял иглу с ниткой. Артем взял в одну руку Дружка, в другую Хомяка и попытался соединить их лапы. Как ни странно, но срезы полностью совпадали по размеру, и было возможным сшить их. Попыхтев, Артему удалось совместить их. Федор, выгнувшись, пролез между его рук и начал сшивать. Шить он не умел даже тряпочки, не говоря уж о живой плоти, но у него стало неплохо получаться - он сшивал мелками стежками, плотно стягивая кожу, образовывалась кожная складочка. Через две минуты от неудобной позы и монотонных движений все тело заболело, но останавливаться было нельзя, и Федору пришлось терпеть. Все тело ныло, когда Федор закончил работу наполовину, и можно было прерваться. Он с удовольствием разогнулся и лег на диван. Артем все это время молчал.
-Здорово, - нарушил тишину Артем, - неплохо получилось.
Федор не слушал - он лежал, запрокинув голову и ни о чем не думая.  Через минуту он продолжил работу.
-Живые? - поинтересовался Артем, который стоял у окна и курил.
-Трудно сказать
Федор шил быстрее, чем сначала, и закончил через две минуты.
-Биоробот готов, - громко, но не торжественно провозгласил он.
Артем подошел и посмотрел
-Страшно как-то... Как думаешь, жить будет?
-Нет.
Федор посмотрел на часы - было без двадцати семь.
-Быстро управились
-Опыт, - многозначительно произнес Артем, - что дальше?
-Будем ждать, пока не очнется. Или не умрет.
-Кстати, как его зовут-то теперь?
-Наверное - Гомункул
-Ясно
Федор сел на диван и посмотрел в окно - с дивана видны были лишь окна дома напротив, а ему так хотелось увидеть там деревья. Федор закрыл глаза. Артем все курил сигарету за сигаретой. 
-Слушай, а что если эта херня не сдохнет?
-Выбор не велик,- по голосу казалось, что Федор очень устал.
-То есть?
-Черт знает.
-А.... Слушай, у меня сигареты кончаются, пойду, выйду.
-Ключи возьми.
Артем ушел, звякнув ключами и громко хлопнув дверью. Федор очень устал. Когда он остался один, ему стало легче, он лег на бок и сразу же уснул.
"Скальпель возьми!... Сам режь!....."
В маленькой комнате, оклеенной желтыми обоями, не было ни окон, ни дверей. Все вокруг было покрыто красноватой дымкой, по стенам скользили причудливые тени. Федор взял скальпель и начал рубить им ногу хомяка - кровь брызгала при каждом ударе, но не отрубалась - казалось, что у этого хомяка кости сделаны из стали. Устав безуспешно резать уже изрубленную лапу, Федор резанул хомяку ножом посредине живота. Кровь хлынула наружу, а вместе с ней выплеснулись какие-то желтые органы. Вдруг что-то выкатилось из хомяка, прокатилось по столу и с глухим металлическим звоном упало на пол. Федор поднял блестящий предмет с пола - это была какая-то шестеренка от детской игрушки.
"Ну и что ты собираешься делать?", - это говорил, глядя на Федора в упор, жирный хомяк с точкой между глаз. Он был выше ростом, чем Федор и шире в два раза, а на животе у него была нарисована буква "S" в правильном красном треугольнике. "Я ... я?... Ах, вы уже проснулись? А я думал, что..." - "Ты много чего думал, Федя" - "Вы на меня злитесь? Значит, я не имел права? Вы страдаете?..." - "Ну, не то, что страдаем - просто чувствуем некоторую социальную незащищенность в этом жестоком мире... правда говорят, что будут вводиться какие-то дотации, но черт их знает..." Федор присмотрелся и увидел, что длинная шея хомяка раздваивалась, и на другом конце торчала еще одна мохнатая морда - "...а ведь у меня муж, дети..." - "Муж?.. Ах, так вы все же женщина?" - "А ты что, точку на лбу не видишь?",- голос Хомяка с точкой между глаз звучал удивленным. Присмотревшись, Федор различил небольшую отвертку в лапе хомяка. "Ну, тогда выходит, что вы гермафродит?" - "Тебе виднее" - "Ух... Так скажите, скажите - имел я право или не имел?" - "Имел, имел - все имеют право. Только зачастую не стоит им пользоваться" - "Но как тогда жить?"... Хомяки переглянулись, их лица выглядели так, словно такой вопрос им задают по несколько раз на дню. "Как жить, как жить... как мы!". Федор хотел было возразить, но что-то хлестнуло его по ногам. Он обернулся и увидел хвост, внезапно выросший у него из зада. "Но... но... это глупо!" - "О-о-о-о ... Умник. Эстет!". Хвост неожиданно исчез. "А что дает хвост?" - "Дурак. Есть вещи, которые ничего не дают" - "Зачем они ???...» - "Почему они ???, - передразнили хомяки, - говорят, будешь много знать - скоро состаришься. Не верь" - " Так скажите?" - "Ты все равно не поверишь" - "Все же скажите" - "Щас скажем". Тело хомяка двинулось в сторону Федора и больно ткнуло отверткой в плечо. "Что это?" - "То самое" - "Нет!" - "Ну, мы же говорили, что ты не поверишь..." - "Я хочу узнать суть!" - "Сейчас ты узнаешь &lt;fuck! не матюгаться!&gt;!". Хомяк снова приблизился и ударил его с размаху отверткой в голову, да так сильно, что Федор проснулся.
Федор вскочил с кровати, наконец-то вняв призывам вернувшегося Артема - тот прыгал вокруг стола, пытаясь что-то поймать - его руки были в крови. Федор быстро подбежал к столу, и в глазах потемнело от резкого движения. Он с трудом разглядел происходящее и ужаснулся - по измазанному кровью подносу бешено катались истекающие кровью красные хомяки.
-Что случилось? - лихорадочно соображая, закричал Федор.
-Я пришел - а они уже тут, в крови  ползают... Что делать-то? - Артем, казалось, вот-вот заплачет.
-Ч...,-Федор оборвался.
Он замер - стоял и смотрел на них, сверху вниз. Артем смотрел на своего товарища с испугом, не понимая, что с тем происходит. Вдруг Федор схватил скальпель и двумя размашистыми движениями разрубил хомяков пополам.
Артем отшатнулся, его лицо забрызгало хлынувшей струйкой крови.
-Хомяки умерли.
-Что... что... такое...
-Домой иди. Плохая была идея…
-Да уж, - Артему хотелось уйти поскорее, но ему было неловко оставлять товарища,- ладно, только помоюсь....
-Мойся и уходи.
Артем пошел в ванную, а Федор принялся убираться в комнате. Все было в полосках крови, как будто маленькие тракторы оставили следы от гусениц, и ему пришлось приложить немало усилий. Вскоре вернулся Артем.
-Воды теплой нет... Помочь?
-Не надо - иди.
-Ну, как знаешь, - он был рад уйти..., - пока... В школу завтра пойдешь?
Федор вспомнил, что не выпил лекарство и не сделал уроки.

приятно слышать
а третий не коршун, случайно? любопытно...

kite undenied

не переводи, Саша.